Глава седьмая. Шубаново, наши дни
Александр Терехин вышел из маршрутного автобуса на проселочную дорогу. Давно не бывал он в этих местах. До Шубанова еще несколько километров через поля, автобусы туда не ходят, но, может быть, повезет с попуткой. Он не стал никого из бывших родственников предупреждать о своем приезде, ни к чему это. Переночевать в любом случае найдет где – не прогонят, а приехать он был обязан. Дома с женой разговор состоялся нелегкий, она не была в восторге от его намерения поехать, но идею забрать детей к себе поддержала полностью.
– Знаешь, Саша, – сказала Алена накануне его отъезда, – ты знаешь мое отношение и к самой Маринке, и к ее родне, я не думаю, что это правильная идея поехать именно сейчас, они ведь встретят тебя, как врага, начнут винить во всем, но держать тебя я не буду, не хочу потом оказаться врагом номер раз. Езжай. Посмотрим, как после этой поездки у нас все сложится.
– Ты это о чем? – не понял он.
– Да о том же. Съездишь и поймешь, что ошибался все эти годы, провел их не с той женщиной и останусь я одна.
– Не дури. Хоть сейчас усмири свою ревность. Ее нет больше, совсем нет, и больше ничто и никак не грозит твоему благополучию.
– Моему?
– Ладно, нашему. Успокойся, наконец. Пять лет живем, забыть пора давно все обиды, а то ведешь себя, будто не я с ней развелся, а ты, – он подошел к жене, попытался обнять, но она вырвалась и ушла в другую комнату. Так и ночевали поврозь, а утром, провожая его в дорогу, Алена вдруг расплакалась:
– Господи, дикость какая! Даже она не заслужила смерти. Мучений – да, но смерти… Саша, забери девок оттуда! Там каждый куст им будет напоминать об этом ужасе. Не будь рохлей, не принимай чужих доводов, ты отец, с тобой им лучше будет, чем с отчимом, – она обняла его и пожелала удачи.
Он шел через убранные поля, простиравшиеся бескрайним ковром, легкий ветерок лениво двигал по прозрачному осеннему небу пушистые облака. День выдался солнечным, для Сибири он символизировал приближающееся бабье лето – недолгие деньки прощания с коротким летом. Вдалеке показались первые дома. Терехин не знал, где именно жила его бывшая жена, почтовый адрес у него, конечно, был, но в самом доме он, по понятным причинам, не был ни разу. Придется спрашивать у аборигенов. Будет теперь разговоров по деревне не на один день.
Примерно через полчаса блуждания по полям Александр был в Шубаново. Пара улиц – и он у дома бывшей тещи. В открытую калитку он вошел с некоторым душевным трепетом, когда-то, так давно и так недавно, он был желанным гостем в этом доме, а теперь на него неприветливо косились окна и встречала напряженная тишина. Дома никого не было, на двери висел замок. Александр сошел с крыльца и направился к соседскому двору.
– Есть кто дома? – позвал он через забор, пытаясь перекричать рвавшуюся с цепи собаку.
– А вам кого? – вышла на крыльцо пожилая женщина в синем рабочем халате и калошах.
– Здравствуйте, я ищу Людмилу Бычковскую, вашу соседку. Я ее бывший зять, вот приехал на похороны, а как туда пройти не знаю.
– Ой, Саша, ты ли это? – всплеснула руками женщина, – горе, горе-то какое, бедная Маришечка, бедные девочки! Это недалеко от нас, до конца улицы пройдешь, повернешь налево, там через два, нет, три, дома переулок, в него завернешь и практически в Маринкин дом уткнешься. Я и сама на вынос собираюсь, к двум часам вроде как. Ну а ты иди, иди, – она вытерла подолом халата нос и, глядя в спину уходящему мужчине, проговорила:
– Дура ты, Маринка, ох и дура, такого мужика проблядовала! Держала б свою «кормилицу» в узде и жива была бы, прости, Господи! – последние слова она произнесла с каким-то благоговейным ужасом, перекрестилась торопливо и вернулась обратно в дом.
Саша издали увидел знакомый ему по фотографиям дом. Ворота были открыты настежь, вдоль забора стояли многочисленные венки, толпились люди, кто-то входил в ограду, кто-то выходил. На него смотрели с любопытством и сочувствием. Несколько знакомых мужчин подошли поздороваться, он кивнул им и не стал задерживаться.
Он с тяжелым сердцем поднимался на крыльцо этого дома, Саша вообще не любил подобные мероприятия, а уж если дело касалось близких людей, то у него и совсем каменело сердце. Слышались стенания и причитания женщин, сдержанный гул мужских голосов. Терехин снял кепку и вошел внутрь. Посередине большой комнаты, видимо гостиной, стоял обитый бордовым бархатом гроб, вокруг него плотным кольцом теснились родственники. Первой его заметила младшая дочь.
– Папа, папочка, – бросилась в его объятья Катя, – ты приехал, мой дорогой, а они говорили, что ты не приедешь! Папочка, мама умерла! – у девчонки началась истерика. Тут же зарыдали остальные женщины и по очереди потянулись к нему, чтобы поздороваться.
Людмила подошла к бывшему зятю и подняла на него опустевшие от боли глаза.
– Спасибо, родной, что приехал, – она вдруг стала клониться вперед, Саша не успел подхватить ее, и она, упав перед ним на колени, обняла его ноги и запричитала:
– Прости, прости меня, это я во всем виновата, я не сберегла вашу любовь, я разрушила вашу жизнь, я все искала ей более достойного принца, я детей осиротила, – Саша стоял столбом не в силах сдвинуться с места. Подбежали тетки, подхватили Людмилу под руки и унесли на диван. Он с огромным удивлением обнаружил среди присутствовавших свою мать, бывшую свекровь покойной.
– А ты что здесь делаешь? – женщина посмотрела на него и подошла ближе.
– Я больше удивляюсь тому, что ты здесь, – парировала она, – я не могла не приехать, Люда позвонила, я сразу же собралась.
– А мне почему ничего не сказала? Поехали бы вместе.
– Я же не знала, что ты тоже собираешься, да и отчитываться перед вами я не обязана, поехала и все. Сам знаешь, Марину я любила, как дочь, а сейчас девчонки остались без матери, и я не могу оставить их.
– Между прочим, такие вопросы я тоже вправе решать, – Александр был возмущен, – это и мои дети тоже, как ни странно. Тем более я за этим и приехал. Мы с Аленой решили забрать девчонок к себе.
– Разлучать, значит, приехал, – Саша вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним стояла Наталья, сестра-близняшка Марины. – Они с Аленой решили, надо же! Эта сука будет моих племянниц воспитывать! Нельзя детей разлучать, Саша, подумай о них. Их ведь трое теперь, они очень любят друг друга. Конечно, им решать, но и ты должен тоже понимать… Они учатся здесь, у Ирины мальчик есть, любовь у нее, первая любовь, понимаешь? Ты хороший отец, с этим мы согласны полностью, мы же не лишаем тебя права видеть их, когда тебе захочется, на каникулы забирать, но жить они останутся здесь, это решено уже. Да и женушка эта твоя…
– Интересно, и кем же это решено? – Терехин начал закипать, – вы здесь всю жизнь за меня решаете. Решили, что я пьянь подзаборная – семью развалили, решили, что я детей недостоин – втихушку увезли и адреса не дали, если б не пошел на обман и по сию пору не знал бы, где их искать. А теперь они опять решили! И жену мою трогать не смей, не вашими грязными языками ее имя трепать!
– Саша, прекрати немедленно! – Надежда Тимошенко вмешалась в разговор в своей манере – твердо и властно, – нашли место и время для споров и ссор. Будет еще время поговорить и обсудить все. А сейчас разошлись быстро по углам! Брэк! – Наталья вздернула свой курносый нос и вернулась на свое место.
Терехин вышел на улицу, не в силах оставаться в квартире, Катюшка не отпускала его руку и не отходила ни на шаг. Ирина же лишь удостоила его взглядом. Она сидела рядом с гробом и, не отрываясь, смотрела на мать, словно пыталась сохранить ее черты в своей памяти на всю жизнь.
Покойная была прекрасна. Ни следа страшных событий не читалось на ее умиротворенном лице. Никаких посинений, ран и искажений. В гробу лежала молодая красавица с изящными чертами и точеными руками. Длинные каштановые волосы заботливо уложили волнами по плечам, курносый носик задорно вздернут, на руке сияет обручальное кольцо. Спящая красавица. Поцелует ее принц и она проснется, чтобы снова радовать своим смехом окружающих.
Море цветов. Гроб просто утопал в них, казалось, что Марина покоится на кургане из ярких соцветий. Траурные венки казались каким-то чужеродным телом среди этой красоты.
Люди все прибывали. И снова цветы, цветы, цветы…
На похороны собралось практически все село.
Гроб подняли и понесли по улице в строну кладбища. Впереди несли большой портрет умершей, под ноги сыпались гвоздики, флоксы, сентябритки… За гробом шли родные и близкие. Оказалось, что у Марины большая семья. На мать Марины было страшно смотреть – она превратилась в развалину, с трудом передвигая ноги и опираясь на поддерживающих ее внучек. Девочки не плакали. Казалось, они не осознают, что видят свою мать последние минуты в жизни. При ближайшем рассмотрении люди понимали, что старшая дочь, Ирина, пьяна. Перешептывания, жесты в ее сторону, но никто не осудил и не укорил. Средняя дочь, Катя вцепилась в руку шедшего рядом с ней высокого статного мужчины. «Саша приехал, бывший муж, Катя вон в отца как вцепилась», – шептались вездесущие соседки.
